О точности цитат

В январе 2003 года один российский политик, давая интервью радиостанции «Би-Би-Си», заключил его таким, не говоря худого слова, смелым утверждением: «Как сказал поэт, все возвращается на круги свои».

Спора нет, «Книга Екклесиаст, или Проповедник» — произведение редкой поэтической силы. Но на этом основании называть царя Соломона «поэтом» — значит недооценить некоторые другие его заслуги. Сам того не желая, политик уподобился автору, упомянутому в книге С. Волконского «Разговоры» (1912 г.): автор не где-нибудь, а в богословском труде написал: «Как гласит французская пословица, — никто не пророк в своем отечестве».

Впрочем, права гражданства той или иной народной мудрости отечественные политики тоже подчас раздают по своему вкусу. В 1998 г. другой политик — вернее, деятель искусства, подавшийся в политику, — на вопрос журналиста, намерен ли он претендовать на пост президента, ответил: «В России говорят: человек предполагает, а Бог располагает».

Эта «русская народная мудрость» хорошо известна и во Франции («L’homme propose, Dieu dispose»), и в Англии («Man proposes but God disposes»), в Италии («L’uomo propone, e Dio dispone») и во многих других странах. Источником ее считается изречение из трактата немецкого богослова XIV-XV вв. Фомы Кемпийского «О подражании Христу»: «Homo proponit, sed Deus desponit». И уснащать это выражение справкой: «В России говорят» — все равно что становиться на позиции «Любителя западных литератур» из фельетона русского журналиста и критика XIX в. Б. Алмазова «Сон по случаю одной комедии»: «Изо всех русских народных пословиц мне нравится только одна: «У всякого барона своя фантазия»».

Оговорки? Мелочь? Как сказать. Кому-кому, а политикам — людям, с которых, как еще принято думать, за их слова спросится больше, чем с прочих смертных, — не грех иной раз вспомнить об источнике полюбившегося им выражения. А то как бы конфуза не вышло. Слышишь, бывало, в очередной раз произнесенное с трибуны: «Не ошибается тот, кто ничего не делает», и диву даешься широте взглядов оратора: минуту назад костил коммунистов — и вдруг вот так сочувственно цитирует Ленина. Хотелось бы только уточнить: речь идет об ошибках того же порядка, что и те, о которых в июне 1918 г. говорил Ленин на V Съезде рабочих, крестьянских и солдатских депутатов? (Именно тогда и прозвучало: «Не ошибается тот, кто ничего практически не делает»).

После такого не очень-то удивляешься и неожиданной новости: «Если хочешь мира, готовься к войне, как говорил мольеровский Тартюф». (Справка для литературоведов: это сенсационное открытие было сделано на заседании Государственной Думы 7 апреля 1998 г.)

Умолчу о том, кому, как и с какой стати приписывают цитаты журналисты. «Не будем вспоминать о печалях», как говорил булгаковский Лариосик.

В полуоправдание любителей приписывать крылатые выражения наобум, можно заметить, что проследить траекторию перелета этих речений от автора к автору, из языка в язык, из культуры в культуру — дело непростое. Разумеется, Тартюф ничего подобного не произносил — чтобы убедиться, достаточно прочесть комедию Мольера. Но кого считать истинным автором приведенной фразы? Цицерона («Если мы хотим пользоваться миром, приходится воевать»- «Филиппики», VII, 6, 19)? Корнелия Непота («Мир создается войной» -«Эпаминонд», 5, 4)? Флавия Вегеция («Кто желает мира, пусть готовится к войне» — «Краткое изложение военного дела», вступление, 3)?

Вопрос: «Кто первый сказал: «Э!»» можно было бы посчитать надуманным, если бы цитатчики не норовили для солидности ссылаться на источник. В лингвистике вопрос о происхождении и бытовании подобных выражений затрагивался не раз (недавний пример — вышедшая в 2002 г. содержательная монография С.Г. Шулежковой «Крылатые выражения русского языка, их история и развитие»). Но история возникновения и кочевания таких речений бывает интересна и сама по себе, без научного осмысления.

Возьмем хорошо известное в англоязычных странах высказывание британского историка Дж. Э. Эктона (1834-1902): «The ship exists for the sake of the passengers» — «Корабль существует для пассажиров». Образная основа выражения очевидна: корабль стал символом государства еще в античности. И при учете этого обстоятельства не так удивительно, что сходное выражение встречается в статье В.В. Розанова «Речь из «Речи»» («Новое время», 7 марта 1907 г.): «Русская оппозиция русскому правительству нам вовсе не претит, как естественное выражение двух точек зрения на одно и то же дело: точки зрения, так сказать, помещающейся внутри государственной машины, и точки зрения, разлитой в самосознании и самочувствии русского народа и общества. На плывущем корабле важно мнение капитана и команды, но важен, очень важен, кроме того, и голос нужды, опасения и удобства пассажиров, ибо в конце концов корабль плавает именно для них».

Что Розанов заимствовал образ из афоризма англичанина, маловероятно: в начале ХХ в. барон Эктон в России был не так уж хорошо известен. (Собственно говоря, и сегодня из его высказываний у нас неустанно цитируется лишь одно: «Власть имеет свойство развращать, а абсолютная власть развращает абсолютно» — «Power tends to corrupt and absolute power corrupts absolutely».) Дело тут, скорее всего, именно в общем для двух культур — британской и русской — классическом первоисточнике образа.

Гораздо любопытнее история другого выражения: «Варвара мне тетка, а правда сестра». Сегодня уже забытая, эта пословица в XIX в. была очень и очень употребительна. Включил ее в собрание «Пословицы и поговорки русского народа» В.И. Даль.

Правда, кое-кто из современников Даля еще помнил, что это выражение имеет литературный источник. Причем не русский.

Знаменитый комический актер и драматург П.А. Каратыгин в своих «Записках» рассказывает про обстоятельства постановки своего водевиля «Знакомые незнакомцы» (1830), в котором в образе петербургского журналиста Сарказмова выведен недоброй памяти Ф.В. Булгарин. После премьеры, встретив автора на Невском, Булгарин заметил: «Я не видал еще вашей пьесы, но люди, которым я верю, ее хвалят; я на днях непременно пойду посмотреть ее и сам напишу о ней статью, только уж не прогневайтесь, какая случится, в литературном деле у меня нет ни свата ни брата; мне тетка — Варвара, а правда — сестра».

Последнюю фразу Булгарина Каратыгин снабдил сноской, где, как истинный водевилист, не удержался от каламбура: «Это была любимая его поговорка (из романа Свифта). Не знаю, была ли у него тетка Варвара, но что касается до сестры, так об этом бабушка надвое говорила».

Атрибуция Каратыгина верна лишь отчасти: источник выражения действительно английский роман XVIII в., но только автор его не Свифт, а Л. Стерн. Исходную цитату (правда, во французском переводе) можно найти в классическом труде М. И. Михельсона «Русская мысль и речь»: «Dinach Оtait ma tante, mais la vОritО est ma soeur. (Sterne)».

Теперь установить источник совсем просто. Это фраза из романа « Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена » (I, 21): «Amicus Plato, my father would say, construing the words to my uncle Toby, as he went along, Amicus Plato; that is, DINAH was my aunt; — sed magis amica veritas — but TRUTH is my sister». В переводе А. Франковского: «- Amicus Plato, — говорил обыкновенно мой отец, толкуя свою цитату, слово за словом, дяде Тоби, — amicus Plato (то есть Дина была моей теткой), sed maigs amica veritas — (но истина моя сестра)».

Таким образом, у тетки Варвары имелся прадедушка Платон. (Латинское выражение «Amicus Plato sed magis amica veritas» — «Платон мне друг, но истина еще больший друг» восходит к книге Аммония «Жизнь Аристотеля» и представляет собой краткое выражение мысли, содержащейся в аристотелевой «Никомаховой этике»: «Ради соблюдения истины мы должны отклонить и то, что близко нашему сердцу: нам дорого и то и другое, но наш долг — отдать предпочтение истине». Речь идет о платоновском учении об идеях.)

Остается прояснить одно: когда же Дина превратилась в Варвару. Первый полный русский перевод «Тристрама Шенди» (выполненный Н. Кайсаровым) был опубликован в 1804-1807, отрывки из романа переводились еще в XVIII в. Скорее всего, в одном из этих переводов героиня и поменяла слишком в ту пору экзотическое для русского уха имя на более привычное. (Подобные замены имен второстепенных персонажей в то время не противоречили представлениям о норме перевода.)

Но каков размах крыльев оказался у выражения: от Аристотеля до Булгарина! И если подойти к нему не со стороны формы, а со стороны содержания, то его история неплохо подтверждает справедливость наблюдений Е. Баратынского:

«Сначала мысль воплощена
В поэму сжатую поэта,
Как дева юная, темна
Для невнимательного света;

 

Потом, осмелившись, она
Уже увертлива, речиста,
Со всех сторон своих видна,
Как искушенная жена
В свободной прозе романиста;

 

Болтунья старая, затем
Она, подъемля крик нахальный,
Плодит в полемике журнальной
Давно уж ведомое всем».

 

И это действительно: «Как сказал поэт».

источник — Статья В.К. Ланчикова «Размах крыльев, или Как не потерять первоисточник цитаты«